Возможно, кому-то подобная постановка вопроса покажется странной. Да и вопроса тут, наверное, никакого нет. Средства массовой информации говорят о детях-сиротах, поскольку эта тема является общественно значимой, и о детях-сиротах вообще, и о семейном устройстве детей-сирот, в частности, говорить необходимо.
Но все же, некоторые вопросы относительно способов и «ракурсов» освещения в СМИ данной тематики все же возникают. Ни для кого не секрет, что одно время тема «сиротства», тема детских домов традиционно подавалась в средствах массовой информации преимущественно в русле определенной «общественной мифологии», плавно перетекающей от обильного выжимания слезы по поводу «бедных сироток» к живописанию «ужасов казенных домов».
Как и всякая «мифология», подобные подходы имеют некоторые основания в реальности. Детей-сирот очень-очень жалко. Проживание в казенных стенах – далеко не сахар. Так что и «светлые слезы», и «чернуха» в определенных случаях вполне оправданы. Проблема не в том, что эти «жанры» как таковые существуют. Проблема в том, насколько представление «сиротской тематики» в средствах массовой информации ограничивается только подобными крайностями.
Работая в социальной сфере, я прекрасно знаю, насколько могут быть правдивы «черные», страшные рассказы о том, каково детям бывает в казенных стенах, с чужими, не всегда адекватными людьми. Но не менее «прекрасно» я знаю и то, как умеют некоторые «представители средств массовой информации» слепить негатив на ровном месте, показать все в уродливом свете, всковырнув в душе зрителя-читателя бурные эмоции и наполнив его глаза слезой.
«Чернуха» - вещь по-своему «благодарная». Такой немного подмоченный, но верный журналистский хлебушек. И, не будем лукавить, существует большой соблазн кушать этот хлеб регулярно. И, чего уж там скрывать, «сиротская» тема – это верный и безотказный кусок черного журналистского хлеба. Выжать из этой темы кусочек «чернушки» не сможет только ленивый. Что и происходит периодически.
Не так это страшно, пока остается делом исключительно чьего-то «творческого выбора». Огорчает другое. А именно – то, что репортажам о детях-сиротах редко удается шагнуть за пределы этой рамки – «жалко – ужасно». «Жалость» к детям-сиротам становится еще одним «краеугольным камнем» тематических материалов. На посыле жалости основано большинство рекламных кампаний по устройству детей из детских домов в семью. К «жалости» сводится значительная часть репортажей из детских домов. Стимулирование «жалости» в целевой аудитории давно уже стало предметом нарекания специалистов, которые сталкиваются с волной возвратов детей из принимающих семей.
Проблема «последствий» тех или иных эмоциональных посылов – это отдельная тема. В данном случае хочется сделать акцент на том, что подача темы детей-сирот в жестких рамках «от ужасов – к жалости» накладывает очень серьезные ограничения как на достоверность подачи материала, так и на развитие темы как таковой.
В «сиротской» теме вообще, и в теме семейного устройства детей-сирот, в частности, много моментов, морально неоднозначных. Много ситуаций, которые трудно свести к простым оценкам «хорошо-плохо», к простым эмоциям типа «жалко», «ужасно», «прекрасно» или «страшно». Например, каких детей «жалко»? Разумеется, маленьких, «несчастных брошенных сироток». А как говорить о тех детях, которые уже выросли? О пятнадцатилетних подростках, например, с трудным поведением и большим отставанием в учебе. Жалко ли их так же, как малышей? К сожалению, в данном случае неподходящая «жалость» заменяется на «страх», либо, если дети действительно вызывают сочувствие, и у материала есть некий обличительный пафос, то на первый план выходят «негодование» или иные способы «обличения виновных». Уровень осмысления темы при этом остается, увы, столь же поверхностным. Очередной материал «ни о чем». Год семьи, год ребенка…
Еще один яркий пример морально неоднозначных тематических поворотов – тема кровной семьи ребенка–социального сироты. Тут, как правило, даже самые «острые перья» могут попасть в ловушку «простых оценок» и «жалостливо-испуганных» эмоций. Кровные родители бросили ребенка – это однозначно «плохо». Другие родители, приемные, его воспитывают. Это – «хорошо». Ребенок помнит кровную мать и любит ее. Сложно дать оценку, «хорошо» это, или «плохо». Если материал делается в жанре «что-то о сиротах», то дальнейшее развитие сюжета неизбежно приходит в тупик. Поскольку сложно оценить сам факт того, что ребенок испытывает «неправильные» чувства.
Представим, что в нашем «сюжете» кровная мать хочет увидеть ребенка. Думаю, найдется очень мало журналистских материалов, которые при подобном «развороте событий» способны избежать ловушки стереотипа «корыстная неблагополучная «не-мать» хочет навредить ребенку и хорошим людям». О чем же говорят средства массовой информации, когда они говорят о таких вот, например, ситуациях? При общей моральной неоднозначности подобных сюжетов, стереотипных эмоций тут явно недостаточно. А для постановки и раскрытия проблемы нужна некоторая позиция того, кто подает материал. Ну а позиция возможна, если есть определенное понимание и некоторое погружение в тему.
В средства массовой информации подобные истории попадают обычно тогда, когда отношения «трех сторон» заходят в полный тупик, и кто-то начинает ребенка «отсуживать». В это время выясняется, что у «треугольника» есть еще «четвертая сторона», а именно социальные службы, призванные с подобными ситуациями работать, и всем помогать в интересах ребенка. А уж роль социальных служб в семейном устройстве детей-сирот – это тема, уже весьма сильно выходящая как за рамки «простых эмоций», так и «простых оценок»!
На тему «СМИ о роли социальных служб» весьма показателен пример пресс- конференции, недавно прошедшей по инициативе БФ «Отказники. Волонтеры в помощь детям-сиротам». Конференция была посвящена профессиональным подходам к жизнеустройству детей-сирот, в частности, роли социальных служб в помощи кризисным семьям, и формированию института профессиональных принимающих семей. На пресс-конференции присутствовали представители многих центральных и тематических СМИ.
Весьма показателен тот факт, что практически ни в одном материале с пресс-конференции не упоминались ни социальные службы, ни профессиональные подходы. Суть выступлений оказалась выхолощенной, в отчетах фигурировали все те же перепевы «в детских домах живут дети». Особо примечательно то, что наибольшее внимание прессы вызвал пример о неправомерном изъятии детей из семьи. Этот пример, «обрамленный» стереотипными оценками и сдобренный «рамочными» эмоциями, фигурировал в большинстве отчетов о пресс-конференции. «Жареный факт». Остальное содержание либо не было воспринято вообще, либо было «отфильтровано» по иным соображениям.
В качестве еще одного примера, не укладывающегося в «шаблон» подачи «сиротского материала», можно привести ставшую последнее время популярной тему возвратов детей из принимающих семей.
Мне как сотруднику детского дома позвонила редактор с телевидения. «Мы хотим сделать материал о возвратах детей», - сказала она. После недолгих переговоров, в результате которых выяснилось, что детей снимать ни в коем случае нельзя, редактор не отступила, и сказала – «ну вы же сможете рассказать нам трогательные истории о том, как возвращают детей?» Поначалу предполагалось, что «трогательные истории о своей несчастной судьбе» расскажут сами дети.
Наше общение продолжалось еще какое-то время, но явно безрезультатно. «О чем вы хотите сделать эту программу?» - пыталась выяснить я. «Мы пока не знаем, вот вы расскажете нам трогательные истории, и мы тогда поймем, как их прокомментировать», - честно отвечала редакторша. Разговор зашел в тупик. Я попросила сценарий, или хоть какой-то план программы. Мне прислали бумагу, в которой были перечислены все возможные «подходы» к теме, начиная от психологических и заканчивая вопросами законодательными.
Там фигурировал и «государственный план по устройству детей-сирот в семьи», и «законопроекты в поддержку детей-сирот», и «мотивация материальной базы в строительстве новой семьи». Дабы осветить все эти важные вопросы, нужны были всего-навсего «трогательные истории детей, которых вернули». В конце было написано: «… очень надеемся, что они (трогательные истории) всё-таки растопят сердце даже самого сурового чиновника». Я так и не успела спросить о том, что должен будет сделать «самый суровый чиновник», после того, как его сердце «будет растоплено».
В заключение хочется сказать следующее. Разумеется, все мы знакомы с постулатом, что любой репортаж хорош, если он вызывает эмоции. Эмоция должна привлечь внимание к проблеме. И вот тут возникает небольшая «закавыка», которая, собственно, и может стать камнем преткновения при попытках развить тему детей-сирот. Оказывается, помимо «выжимания эмоции», нужно еще уметь сформулировать проблему. В ситуациях, когда проблемы и подходы семейного устройства детей-сирот не всегда легко формулируется даже специалистами, это становится своего рода «профессиональным вызовом», ответить на который рискнет далеко не каждый.
