27
октября 1969 г. в калифорнийскую криминальную хронику
была вписана очередная трагическая страница - впрочем, увы, до боли банальная.
Молодой человек по имени Просенджит Поддар, студент Калифорнийского
университета в Беркли, совершил тяжкое преступление - убил свою подругу,
девушку русского происхождения по имени Татьяна Тарасова. Раскрытие
преступления не составило для полиции проблемы: убийца не пытался скрыться и не
отрицал свою вину. Казалось, местному суду остается лишь назначить
калифорнийскому Отелло заслуженное наказание и списать дело в архив. Однако
дело об убийстве Тарасовой неожиданно приобрело широкий общественный резонанс,
особенно в психологических и психотерапевтических кругах. Получившие огласку
подробности преступления заставили психологов пересмотреть сложившиеся нормы
профессиональной этики.
В
ходе судебного разбирательства адвокат Поддара попытался смягчить вину своего
клиента, апеллируя к факту его душевного нездоровья. Как установили
привлеченные к делу эксперты, молодой человек не был психически больным, однако
психика его была весьма неуравновешенна, а побуждения зачастую неадекватны.
Вероятно, отчасти из-за этого отношения с подругой складывались непросто и в
конце концов обострились до предела. Однако сам Поддар (что, кстати, отнюдь не
характерно для душевнобольного) отдавал себе отчет в отклонении своего
состояния от нормы и добровольно отправился в калифорнийский Центр психического
здоровья, чтобы получить психотерапевтическую помощь. Вот тут-то и всплыла та
самая подробность, насторожившая суд и взбудоражившая
общественность.
Дело в том, что еще в августе, то есть за два месяца до трагедии, Поддар поведал терапевту о вызревавшем намерении лишить жизни свою подругу. Терапевт (который к тому же не имел большого опыта) оказался поставлен в непростую ситуацию. С одной стороны, профессиональные этические нормы диктовали необходимость полной конфиденциальности получаемой от пациента информации. С другой стороны, было очевидно, что над жизнью третьего лица нависла реальная угроза, и неразглашение полученной информации рисковало обернуться если не соучастием в замышлявшемся преступлении, то по крайней мере безответственным попустительством. Вероятно, похожие чувства должен испытывать священнослужитель, выслушивающий исповедь душегуба. Но священнику в известном смысле проще. Будучи обязан хранить тайну исповеди, он передоверяет грешную душу Высшему Судие. Впрочем, не секрет, что многие священнослужители в особо тяжелых случаях не видят большого греха в нарушении профессионального обета и идут на сотрудничество с правоохранительными органами. Легко понять психотерапевта, к тому же не связанного сакральным обетом, который поступил так же. Он поспешил позвонить в полицию, а также дополнительно изложил обстоятельства дела в официальном письме полицейскому начальству. Терапевт указывал на необходимость установить за клиентом наблюдение либо госпитализировать его как социально опасное лицо. Как нередко бывает в подобных случаях, полиция отреагировала формально и неуклюже. Поддар был задержан для допроса, однако, поскольку инкриминировать ему было пока нечего, был вскоре отпущен.
Некоторое время спустя, супервизор, контролировавший квалификацию терапевта, ознакомился со случаем Поддара и выразил крайнее неудовольствие в связи с якобы имевшим место нарушением профессиональной этики. По его настоянию обращение в полицию было отозвано и уничтожено. А два месяца спустя произошла трагедия.
Когда в ходе судебного разбирательства приоткрылись эти подробности, родители Татьяны подали иск к Центру психического здоровья, настаивая на возбуждении уголовного дела о попустительстве. Дело тянулось несколько лет. Хотя нижняя инстанция иск отклонила, Верховный суд Калифорнии в 1976 г. вынес сотрудникам Центра обвинительный приговор за преступную безответственность.
Данный прецедент заставил психотерапевтическое сообщество критически пересмотреть сложившиеся представления о профессиональной этике. По крайней мере, норма конфиденциальности со всей очевидностью потребовало уточнения и ограничения. После долгих и нелегких дискуссий было признано, что приоритет конфиденциальности кончается там, где кому-то угрожает опасность. Обязательство соблюдать конфиденциальность, которое принимает на себя всякий психотерапевт и психолог-консультант, не абсолютно, а относительно, поскольку существуют определенные условия, способные изменить такое обязательство. Самое серьезное из этих условий - угроза для жизни пациента (клиента) или третьих лиц. Получив информацию о том, что клиент представляет для кого-то серьезную угрозу, психолог обязан принять меры для защиты потенциальной жертвы.
Сегодня такая позиция является практически общепризнанной, хотя дискуссия о границах конфиденциальности в психотерапии и консультировании еще не исчерпана. По сей день остро дискутируется вопрос о том, допустимы ли в отдельных случаях противоправные действия психолога в интересах клиента - например, уклонение от информирования правоохранительных органов о его противоправных деяниях, если таковые не нарушают безопасности третьих лиц.
В любом случае очевидно: психолог - не священник, и ему не по чину отпущение грехов. Он может и должен пытаться удержать своего клиента от греха, но не вправе передоверять окончательное решение воле Господней. Как человек и гражданин, психолог обязан любыми средствами воспрепятствовать готовящемуся злодеянию, иначе грех (и уголовная ответственность) ложится и на него.
Источник: "Психология день за днем. События и уроки".
Читайте также: "Век психологии: имена и судьбы", «Живая психология. Уроки знаменитых экспериментов».