В рамках конференции "Другое детство" корреспондент Psyjournals.ru Т.Полякова взяла интервью у доцента Санкт-Петербургского государственного университета О. И. Пальмова и ст. преподавателя Н. Л. Плешковой.
— PsyJournals: Если говорить о питерской школе психологии, то надо говорить об известном факте, что практика – одна из сильных сторон этой школы. Многие практикующие специалисты прошли обучение именно у вас. Что, в первую очередь, вы стараетесь донести до слушателей?
— О.П.: Прежде всего, научить людей наблюдать. Видеть эмоциональное состояние и ребенка, и родителей, видеть каким образом они взаимодействуют в паре. Мы стараемся учить этому и студентов, и зрелых специалистов. Одну и ту же картину люди видят по-разному. Наша задача — достичь точных отправных точек в наблюдении и научить наших слушателей отделять то, что они вносят как интерпретацию, от того, что действительно происходит. Мы стараемся достичь этого на первом этапе.
На втором анализируем, о чем свидетельствует поведение, которое мы наблюдаем, какой опыт ребенок обобщил. Мы рассказываем и о теоретических положениях и об их клиническом преломлении, пример этого доклад — Натальи Плешковой о теории привязанности.
— PJ: Какие ценности, на ваш взгляд, в современной социальной, экономической ситуации необходимы практикующему психологу?
— Н.П.: В своей работе мы опираемся на следующие теоретические подходы: психоаналитическая теория, теория привязанности, теория семейных систем, активно используем результаты экспериментальных исследований в области младенчества и раннего детства. Многие из этих направлений стали развиваться в нашей стране с начала 90-х годов.Но это не значит, что другие подходы неправильные. Анализируя положения разных теоретических подходов, мы можем увидеть, что они описывают сходные явления, однако различаются в их интерпретации. Различное понимание наблюдаемых явлений может определять и ценности, которые мы считаем важными в работе с семьями и детьми. Уважение к возможности семьи принять помощь, к скорости, с которой родитель (клиент) может меняться, являются одной из основных наших ценностей. Мы полагаем, что психолог (консультант) лишь создает условия, в которых человек может увидеть уровень своей компетентности, своих возможностей. Мы стараемся построить такие отношения с клиентом, в которых происходит взаимодействие между участниками; позиции воздействия на клиента, при которой психолог «знает правильное решение» затруднений, мы стремимся избегать. Подобная позиция, на наш взгляд, только начинает зарождаться в профессиональном сообществе.
— PJ: Если попытаться дать оценку состоянию современной практической психологии?..
— Н.П.: Для нас непросто разделять психологию на практическую и теоретическую, так как мы стремимся использовать современные результаты исследований и использовать их на практике.
— О.П.: На мой взгляд, разделение теоретической и экспериментальной психологии в реальной жизни не происходит.
— PJ: Существует точка зрения, что ученые и практики— это два отдельных сообщества...
— Н.П.: Мы придерживаемся иной точки зрения/
— PJ: Что первое бросается в глаза, когда вы приезжаете в Москву и общаетесь с коллегами?
— О.П.: Нас скорее впечатляет не разница позиций, а сколько Москва делает для того, чтобы развивалась область раннего вмешательства, в которой мы работаем. Москва – это место, где создается прецедент в постановке вопроса, и конференция «Другое детство» – один из ярких примеров.
— PJ: Считаете ли вы, что в подготовке практических психологов нужно опираться только на зарубежный опыт?
— О.П.: Нет, мы так не считаем. У нас, тем не менее, есть определенные предпочтения, обусловленные научной достоверностью.
— Н.П.: Я бы разделяла здесь разные направления психологии. Подходы, которые мы используем в своей практической работе, мне, как практическому психологу, дают больше возможностей ответить на возникающие в работе вопросы. Есть задачи, которые эффективно решаются при помощи методической базы, которая уже используется в отечественной психологии; это прежде всего задачи, направленные на оценку психического развития ребенка; это различные обучающие методики, определяемые ведущей ролью взрослого. Однако если необходимо понять, как социальный и эмоциональный опыт отношений с близкими, который приобрел ребенок в семье или в учреждении, влияет на появление у него эмоциональных, поведенческих или соматических симптомов, то теория привязанности или системные теории мне, как психологу-практику, в осмыслении возникших проблем помогают больше.
— PJ: Сегодня во время секционного заседания шел разговор о том, будет ли возрастать ценность ребенка в современном мире. Вы сказали, что прогноз довольно пессимистический. Почему?
— Н.П.: Мой пессимизм связан с той общественной системой, в какой живут наши дети. Я очень оптимистически настроена в отношении потенциала каждого конкретного человека, каждого конкретного ребенка или семьи. Исследования, проведенные в домах ребенка, показывают, что при изменении системы – изменяется поведение и состояние детей, включая познавательное развитие. Это значит, что потенциал есть. Другой вопрос – что на современном этапе в нашем обществе много неопределенности в самых различных областях. Создается впечатление, что пока как будто не до психологических потребностей детей, да и взрослых тоже, что сейчас, скорее, происходит «симптоматическое лечение». Например, может уделяться внимание проблемам трудных подростков, однако ранняя помощь только начинает развиваться. Слабая законодательная база, в частности, направленная на поддержку семей, воспитывающих детей с ограниченными возможностями, или детей, сталкивающихся с жестокими отношением взрослых. И мой пессимизм связан именно с этим.
— PJ: Итог сегодняшнего дня конференции?
— О.П.: Сожаление, что мы так рано уезжаем. Здесь собрано очень мощное профессиональное сообщество. Впечатляет сотрудничество профессионалов-психологов и представителей власти. На пленарном заседании глубокое впечатление произвело выступление о. Владимира, который говорил именно о проблемах, которые беспокоят всех нас в профессиональной деятельности. Поэтому нам очень жалко уезжать.
